Очень трудно писать о любимом, когда читаешь другую гениальную вещь (Дракушку
) и мысли, соответственно, заняты другим. Но написать надо, хотя бы, что бы привлечь-таки
Лавушку к прочтению Гамильтон. Поэтому, приведу-ка я 2 отрывка из разных романов автора, с небольшими моими пояснениями.
читать дальшеЧто меня привлекает в творчестве Лорел? Да, все привлекает. До прочтения ее серии книг об Аните Блейк, я не никогда не думала, что мне будет интересно читать о некроманте и, тем более, о куче кравиво-смазливых длинноволосых мужчин. «Фи»,- сказала бы я. Ан, нет. Было очень даже интересно.
Лорел очень многогранна в своих произведениях: и в отношении сюжетов, и в отношении характеров. Есть много любимых мест и тем в книгах, о которых я бы хотела написать.
Но тут рассажу, пожалуй, только о любви. В том числе, о любви в последних книгах серии, которые ругают (небезосновательно) за обилие секса и потерю художественности.
Я тоже не сторонник такого развития вещей, так как привыкла к определенному стилю Лорел с детективным сюжетом и максимум одной – двум постельным сценам, зато каким! Но, перечитывая последние книги, я заметила одну вещь: чем с большим количеством мужчин ардеур заставляет Аниту сближаться, тем больше крепнет ее связь с самыми (если можно так сказать) близкими и любимыми мужчинами.
Сначала кто есть кто, чтобы было понятно читать: Анита Блейк – некромант, один из официальных истребителей вампиров в стране, федеральный маршал. Жан-Клод – Принц Города, мастер вампиров. Ричард - вервольф, второй любимый мужчина Аниты. Дамиан, Натаниэль – к тому моменту вампир и верлеоперд, о которых заботилась Анита. Белль Морт – сир Жан-Клода.
Ситуация: после сногсшибательного секса, Анита и Жан-Клод близки как никогда. Но вампир заводит разговор о том, что любит ли его Анита настолько, чтобы убить, если возникнет необходимость и не будет иного выхода.
Эта сцена входит в число 3х или 4х мест в романе, при прочтении которых я плачу. Конечно, без предыстории она не так сильна, но все же.
— Мы поглощены смертью, наслаждением и бессмысленной борьбой за власть. Мы ищем деньги, комфорт, безопасность.
— Как почти все люди. Он покачал головой:
— Почти, но не все. А наш род тянется к тем, у кого власть или богатство, кто в чем-то необычен. Красивый голос, художественный дар, ум, обаяние. Мы не берем слабых, как большинство других хищников, мы берем лучших. Самых талантливых, самых красивых, самых сильных. Сколько жизней загубили мы за века, которые могли бы чудесно — или ужасно — изменить судьбу человечества, всего мира.
Я смотрела на него. Еще недавно я бы недоверчиво отнеслась к такой откровенности. Но я сейчас чувствовала его сознанием. Я беспокоилась, не монстр ли я, а Жан-Клод про себя знал точно. Он не сожалел о себе, потому что другой жизни не мог себе представить, но беспокоился о других. Он не хотел решать за других. Не хотел быть каким-то темным богом. Боялся когда-нибудь стать таким, как та, от которой он сбежал. Боялся, что когда-нибудь станет новой версией Белль Морт.
Что полагается делать, если вдруг окажешься способной заглянуть в чьи-то глубочайшие страхи? Что можно ответить на такую открытую правду о ком-то другом? Я сказала единственное, что могла придумать, единственное, что могло как-то успокоить его:
— Ты никогда не станешь таким, как Белль Морт. До такого зла ты не сможешь дойти.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что раньше я тебя убью, — ответила я. Очень мягко — потому что это не было ложью.
— Убьешь, чтобы спасти меня от меня самого, — сказал он, попытавшись придать словам шутливый оттенок. Это у него не получилось.
— Нет, чтобы спасти всех, кого ты иначе уничтожил бы. И это уже не было мягко. Голос прозвучал с достаточной жесткостью.
— Даже если это одновременно убьет тебя?
—Да.
— Даже если это утащит нашего страдающего Ричарда в могилу с нами?
—Да.
— Даже если это будет стоить жизни Дамиану?
—Да.
— И даже если с нами умрет Натэниел?
Я на миг перестала дышать, и время растянулось, как бывает, когда кажется, что у тебя есть целая вечность — и ни единого мига. Наконец я выдохнула прерывисто и облизнула сухие губы.
— Да, при одном условии.
— Каком же?
— Гарантия, что я тоже не останусь жить.
Он посмотрел на меня. Это был долгий-долгий взгляд. Этот взгляд придавил меня до самой моей души, и я как-то поняла, что именно это сделал он много лет назад.
— Ты мне как-то говорил, что я — твоя совесть, но ведь это же еще не все?
— Что ты хочешь сказать, mа petite?
— Я — твой предохранитель. Твой судья, присяжные и палач, если обстоятельства станут плохими.
— Не обстоятельства, mа petite. Если я стану плохим. Такое спокойствие было в его голосе, будто у него какая- то тяжесть свалилась с плеч. И я знала, на кого она свалилась.
— Гад ты. Когда-то я была бы счастлива тебя убить, но не сейчас. Не сейчас.
— Если я спросил слишком о многом, то считай, будто я не спрашивал. А ты не говорила.
— Нет, ты просто гад, понимаешь? Если ты свихнешься и станешь убивать невинных, то именно меня к тебе пошлют. Я — истребительница.
Я смотрела на него.
— Но, mа petite, тебя посылают всегда. Ты — истребительница.
Я встала. Колени у меня перестали дрожать.
— Но я никогда не любила того, кого должна убить.
— Ты ведь мне говорила, что твоя любовь ко мне не помешает тебе исполнить свой долг. У меня глаза горели.
— Да, не помешает. Если ты станешь злодеем, я выполню свой долг. — Закрыв глаза, я замотала головой. — Хитрая сволочь! Насколько проще было бы тебя убить, если бы я тебя не любила!
— Я не потому хотел, чтобы ты любила меня, что ты станешь моим предохранителем, как ты это сформулировала. Я хотел, чтобы ты меня любила, потому что я тебя люблю. — Голос его был близко-близко, и когда я открыла глаза, Жан-Клод стоял передо мной. — Только потом меня стало тревожить, не настолько ли ты мною одурманена, чтобы простить мне в этой жизни преступления.
— Нет, нет.
— Я должен был знать, mа petite.
— Не называй меня так! Сейчас — не называй. Он сделал глубокий вдох. — Прости меня, Анита. Я не стал бы причинять тебе боль — намеренно.
— Так не мог ты подождать с этим разговором, пока не пройдет кайф?
— Нет, — ответил он. — Я должен был знать, любишь ли ты меня больше, чем собственное чувство справедливости.
Я проглотила ком в горле. Не заплачу. Я не стану, мать твою, плакать.
— Ведь если бы я предал честь... — у меня перехватило дыхание, я сглотнула слюну, — ...я предал бы тебя.
Он взял меня за руки, я чуть не отдернулась, но заставила себя стоять спокойно. Я была так зла, так взбешена...
— Меня неверным не зови, — произнес он, — за то, что тихий сад твоей доверчивой любви сменял на гром и ад. Я подняла на него глаза и прочла следующие две строки:
— Да, я отныне увлечен врагом, бегущим прочь.
— Коня ласкаю и с мечом я коротаю ночь... — подхватил он.
— Я изменил? Что ж — так и есть! — Это уже я.
— Но изменил любя, — тихим голосом сказал Жан-Клод. — ведь если бы я предал честь... — выдохнул он мне в волосы. К концу стиха я стояла, уткнувшись ему в грудь лицом, только, как бьется его сердце, поистине оживленное кровью.
— ...Я предал бы тебя.
— «К Люкасте, уходя на войну», — сказал Жан-Клод. Он стоял, крепко прижимая меня к груди. Я медленно завела руки ему за спину.
— Ричард Лавлейс, — отозвалась я. — Очень любила в колледже его стихи. — Я продвинула руки дальше, сомкнула их у него на талии, и мы стояли, обняв друг друга. — Вряд ли вспомнила бы целиком, если бы ты не помог.
— Вместе мы больше, чем сумма двух частей, Анита. Это и есть любовь.
Я стиснула его сильнее, слезы покатились у меня по лицу, горячие и твердые, удушающие.
— Не Анита.
Мне не надо было видеть его лицо, чтобы понять, как он радостно улыбнулся. Но голос его я слышала:
— Mа petite , mа petite, mа petite, mа petite.
Наступает момент, когда просто любишь, не за то, что он там хороший или плохой или еще какой. Просто любишь. Это не значит, что вы всегда будете вместе. Не значит, что не будете друг другу делать больно. Значит только, что любишь. Иногда вопреки тому, кто он такой, иногда — благодаря. И знаешь, что он тебя тоже любит, иногда благодаря тому, кто ты такая, а иногда — вопреки.
Осталось только вспомнить разговор после первой близости этих же героев (если вы дочитали досюда, поясню: не удивляйтесь, но очень много интересных диалогов у Лорел случаются до или после близости героев)
- Ты больше не можешь удерживать меня глазами. Даже когда я тебе позволяю, я все равно могу разорвать транс в любой момент.
- Да, ma petite.
- Тебя это беспокоит?
Он взял двумя пальцами мой локон, поигрывая им.
- Скажем так: это меня беспокоит куда меньше, чем несколько часов назад.
Я приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо.
- То есть? Ты хочешь сказать, что, раз я с тобой спала, я уже не опасна?
Он глядел на меня, и я не могла понять выражения его глаз.
- Ты всегда опасна, ma petite. - Он приподнялся, согнувшись в поясе, поднес губы к моему рту в нежном поцелуе, отодвинулся, чтобы говорить дальше, опираясь на руку. - Было время, когда ты могла вырвать мое сердце осиновым колом или пулей. - Он взял мою руку и поднес к губам. - Сейчас ты похитила его этими нежными ручками и ароматом своего тела. - Он лег обратно, притягивая меня к себе. - Насладись своим завоеванием, ma petite.
Я отодвинула лицо, уклоняясь от поцелуя.
- Я тебя не завоевала.
- Как и я тебя, ma petite. - Он погладил меня по спине. - Я начинаю понимать, что ты никогда не будешь завоевана, и это самый сильный афродизиак на свете.
- Постоянный вызов?
- Вечный, - шепнул он.
Между этими двумя моментами прошло несколько лет, окружающий мир, да и сами герои, без сомнения, изменились. Но их любовь с годами (именно в последних книгах) стала до конца осмысленной и прекрасной 
Так и творчество Лорел: оно как хорошее вино, приобретает ценность со временем. Каждый раз, читая ее романы, вы сможете найти для себя что-то новое, увидеть то, что раньше казалось несущественным. В мире Аниты Блейк нет заведомо хороших и плохих персонажей и образов, они разные и удивительные, но, несомненно, все привлекательны своей «объемностью» и нестандартностью. Поверьте, забыть тот момент, когда вы впервые окунетесь в мир Гамильтон, вы не сможете 
@настроение:
ностальгическое
@темы:
любимое,
Лорел
-
-
11.10.2008 в 20:53Я начинаю понимать, что ты никогда не будешь завоевана, и это самый сильный афродизиак на свете.
-
-
11.10.2008 в 21:05Мгм, даже не знаю, что цитировать...Мне первые книги нравились именно за то, что Анита - некромант и аниматор (не мультики рисует, а анимирует - оживляет трупы)), феминистка до костей, пытается быть нормальной с таким же самым "пытающимся" Ричардом и отбиваеться от Жан-Клода изо всех сил. А он ее соблазняет. Тоже изо всех сил. И всем понятно чем это закончится. Только вот я надеялась, что она потом будет отбиваться от закомплексованного Ричарда. А они его все дружно терпят. Честно, мне нравился сам процес соблазнения (пусть и при известном результате) и абсолютно неизвестных поворотах. То что она ему выдаст в ответ на его очередную двусмысленную фразу. Что нового придумает Жан-Клод. А что мы имеем на данный момент?? Да, Анита его любит. И не только его. И не только любит) Собственно она "любит" всех до кого дотянется, и при этом вопит: "Моя совесть!! Ах, моя совесть!!! Я же добрая католичка!!!!" Честно говоря я понимаю вкздраконившуюся Менг-Дье. Сначала Анита у нее одного отбила, потом второго, а потом уже на нее никто вообще не смотрит. И причем - мое личное мнение - отнюдь не из-за того, что Анита такая уж сног-нафиг-сшибательная сама по себе как любовница. А потому что ее с-ног-на-фиг-сшибательность идет от того, что она банальный суккуб. А не"наркотических" суккубов быть не может. Вот тем мне последние книги и не нравятся. Все наперед известно: Анита имеет всех, все стают в очередь к Аните, приезжает очередной супер-пупер-монстр (или складываются очередные супер-пупер-обстоятельства) котоые решить не хватает сил. Что делает Анита?? Правильно. Затаскивает очередного смазливчика к себе в постель. Сила сразу от этого возрастает, гнусного врага все дружно хоронят, Анита начинает верещать свою старую-добрую песню "Я не шлюха, я католичка" сначала. И так из книги в книгу. Интересно, кого она будет тащить в постель, для того чтобы Милейшую Мамочку угробить?? Бель Морт, Странника и Дракона?? Или Падму вместо Драконы?? Хотя Падма там звершука на побегушках...Или эту, бывшую мастерицу Дамиана?? И что будет после того, как они угробят самую-самую супер-пупер вампиршу (Матушку, то есть)??? Короче, что не говори, у меня "Обсидиановая бабочка" последняя любимая. Дальше пошел перебор. Хотя я Гамильтон понимаю. Конечно понимаю. Описывать кто кому куда и в какой позе засовывает (или высовывает) намного легче чем выдумывать настоящий сюжет. Так что это мое личное
-
-
11.10.2008 в 22:15-
-
12.10.2008 в 01:55DarkAndBlack, Райна на ура))) Я тут доделываю подборочку актеров на роли определенных персонажей, на днях выложу, посмотришь
-
-
12.10.2008 в 11:33